Томаш Рачек упоминает, что перед просмотром работы в лондонском киноклубе ему пришлось подписать специальное заявление. Таким образом, он обязался не предъявлять никаких претензий после окончания просмотра. Его уговорила посетить показ его подруга из Италии — Ориана, которая во время просмотра смотрела не в экран, а в лицо своей подруги. Обеспокоенный Рачек спроси, не был ли фильм слишком резким для нее. Ориана с улыбкой ответила: «Я уже шесть раз видела Сало. Я хотела проверить твою реакцию. По моему опыту, мужчины менее устойчивы к кинематографу, чем мы, женщины…»
Цитируемый анекдот указывает на два крайних явления, связанных с премьерой и приемом Сало. С одной стороны, общественная настороженность, связанная с неприятием (заявлением перед показом), с другой — увлечение, ощущение приобщения к чему-то необычному, многократно помноженное на полемику вокруг фильма. Интересно, что сам Пазолини в своем эссе «Кино непопулярный» (опубликованном за добрых пять лет до премьеры «Сало») разделил кинозрителей на две категории: категория А, которая пользуется садомазохистской свободой режиссеров и фактически принимает участие в трансгрессивных оргиях; и категории В (оставшихся в подавляющем большинстве), которая возмущается, прощается, смеется, кричит, короче, позорит создателей позором, которого — как они заявляют — ищут (вот наказание, которое они на себя налагают за нарушение их языкового братства).
Премьера самого громкого фильма Пазолини гораздо чаще сопровождалась вторым модельным приемом. Поэтому был принят широкий комплекс мер предосторожности, главной задачей которых было оградить зрителей от противоречивого видения художника. Как вспоминает Томаш Рачек: «На самом деле, единственная страна в мире, где было решено показать публике полную версию Сало без цензуры, — это Япония. Везде же, даже в специальных показах со специальным комментарием, показывались версии без трех-шести минут самых возмутительных сцен». Что он показал в «Сало»? Что так потрясло зрителей и публику?
«Сало» — это очень вольная адаптация «120 дней Содома» или «Школы распутника» — печально известной книги Маркиза де Сада. Сюжет романа сосредоточен на четырех распутниках, которые оскорбляют избранную группу из двадцати молодых мужчин и женщин во время титульной 120-дневной оргии. Все сделано с даже математической точностью — каждый день начинается с рассказа одной из четырех куртизанок-рассказчиков, чьи переживания вдохновляют на более изощренные пытки, сексуально возбуждающие мучителей. Через 120 дней происходит торжественная массовая казнь тех жертв, которым удалось пережить крайние идеи развратников.
Пазолини взял вымышленную матрицу у Маркиза, но, проведя радикальную, чрезвычайно важную процедуру адаптации — изменил время и место действия. Оргии происходят не как у де Сада во Франции при Людовике XV, а в итальянской республике Сало (штаб-квартира режима Муссолини) в конце Второй мировой войны. Таким образом, Пазолини придал фильму более личный, авторитетный тон. Во время Второй мировой войны старший брат режиссера погиб, действуя в составе итальянских партизан, а сам Пьер Паоло претерпел необыкновенную внутреннюю трансформацию — из поэта-фашиста в убежденного писателя-коммуниста. Сам фашизм, впоследствии развившийся, по мнению Пазолини, в капитализм и потребительство, стал злейшим врагом художника, клеймимым на каждом шагу.
